Я нашла Василия Алексеевича в толпе озабоченных людей, молча стоявших у края довольно глубокой ямы, в которой вертелся, тускло поблескивая, какой-то круглый предмет, похожий на гигантский волчок. Василий Алексеевич был пожилой узкоплечий человек, в кепке, в очках, с седеющей бородкой - ничего общего с тем Василием Алексеевичем, который рисовался передо мной в маминых рассказах!
- Василий Алексеевич, я - Таня Власенкова, - начала я не очень уверенно. Он обернулся. - Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Я приехала из Лопахина. Мама писала вам, и я.
Он слушал, не отрывая взгляда от ямы, в которой, с
моей точки зрения, не происходило ничего интересного, и, когда я кончила, сказал рассеянно:
- Да, да. Очень рад. Но вам нужно познакомиться с Леной.
Только что я собралась рассказать ему, как часто мама вспоминала о нем, как мечтала теперь, после революции, побывать в Петрограде, а он отсылал меня знакомиться с какой-то Леной.
- Кто эта Лена?
- Моя дочка, - ответил Василий Алексеевич. - Вы наш адрес знаете?
- Нет.
- Международный, двадцать один, квартира четыре. Зайдите к ней. Она сейчас дома.
Потом он спросил, где я остановилась, и, ответив, я постояла подле него еще две-три минуты, особенно тягостных, потому что он, кажется, только и ждал, чтобы я поскорее ушла. Наконец я пробормотала:
- До свиданья.
Он ответил: «До свиданья», и, расстроенная, обиженная, я вернулась домой.
Нина стала приставать с расспросами. Но я холодно ответила, что мама, без сомнения, просто ошиблась, потому что никакого Быстрова нет и никогда не было на заводе «Электросила».