Я слушала с увлечением и не заметила, когда и почему в зале стало заметно меняться настроение, - кажется, в ту минуту, когда Митя поставил точку на стоявшей позади кафедры школьной доске и объявил, что эта точка - то, что мы знаем о вирусах, а вся доска - это то, чего мы не знаем. Чуть слышный смешок раздался здесь и там, когда он сказал, что загадку многих неизлечимых болезней следует искать в направлении, указанном вирусной теорией, и чей-то голос на хорах иронически протянул:
- Не-у-же-ли?
Митя побледнел. Он стоял, подняв голову, и мне было страшно, что сейчас он обернется и увидит пухлое, бледное личико Крамова, на котором появилось злорадное выражение. Но Митя не обернулся.
- Болезнь, которую трудно распознать и легко спутать с другими, - сказал он, - которая подкрадывается незаметно; от которой умирает каждый десятый; бо- лезнь загадочная и беспощадная - вы узнали, я полагаю, о какой болезни я говорю? Так вот, для меня и моих сотрудников вирусная природа рака не вызывает ни малейших сомнений.
Вот когда в зале раздался уже не прежний, сдержанный, а оглушительный шум! Напрасно мы с Машкой шипели и шикали, напрасно Николай Васильевич громко ударял по звонку. Шум вперемежку с возмущенными возгласами становился все громче:
- Соблюдайте регламент!
- Время!
Старичок, сердившийся на меня и на Машку, долго оглядывался с изумлением, как бы не веря ушам, и вдруг сам закричал оглушительно:
- Вздор!
Николай Васильевич объявил, что прения переносятся на следующее заседание; все стали уходить, и по оживленным лицам я видела, что говорят о докладе. Митя еще был на эстраде - снимал таблицы" собирал бумаги.